"Моя вечеринка. Хочу- умру"
Боль среди ночи будит меня. Несусь к унитазу, путаясь в простынях, твоем вялом теле, собственных ощущениях. Сильной режущей молнией- под ребра. Наступил мой день Рожденья. Ошалело смотрю на часы: тот самый час, когда я родилась. Утром обхватываю голову, просыпаясь от толчка будильника. В автомат с бренчанием падает монета. Чужая во мне, я в чужом, не хочет со мной разговаривать. Молчит. Нервно барабаню пальцами по столу, давлю кнопки телефона. Еж внутри сворачивается, пронзая иглами сердце. Спать тяжело, знойно. Боль внутри шаром перекатывается от виска к виску. Тысячи черных ежат ползают под влажной кожей, буровят вены, саднят ранками. Задыхаюсь, сворачиваюсь клубком и ползу в самый темный угол. Исподлобья, по- звериному гляжу по сторонам. Сзади, со спины ощущаю его вкрадчивое касание.
- Не дергайся так. Выкури сигарету. - слышится голос Гудвина.
Великий и ужасный.
Мне мешают дрожащие руки и прерывистое дыхание. Влажные простыни липнут к рукам и ногам. Слабые ноги не держат. Жаркий запах запекшейся на губах крови дурманит. Пахнет мускусом и вялыми листьями, сохнущими на размоченных октябрьских дорогах. Нужно сделать многое. Можно поиграть в День Рождения, рассаживая восковых кукол за стол, а в конце пиршества пронзая их бесполезным раскаленным шилом. Можно заползти в ванную и отвратительно размокать там, до тех пор, пока белые жуткие икры ног, одутловатое бледное лицо и сморщенные пальцы не станут напоминать Желтую Жабу. Можно взять зеркало и проследить, как со скоростью света мелькает каждая секунда моей жизни: ровно год. Можно одеревенелым языком облизывать терку, это будет лучше, чем просто жить. Ненавижу свой День Рождения. Умирает год жизни, миг, которого не вернуть, и приближает к смерти. Сколько раз в этом году меня забыли поцеловать, забыли ударить? Сколько раз забывали обидеться, забывали попрощаться, забыли встретить на Вокзалах Ожидания, забыли проводить. Еж, шевеля стальными иглами, вновь сворачивается в иссеченном маленькими ранками сердце, стонущем от боли. Гудвин сидит в вазе с памятной гравировкой, абсолютно голый и безобразный. А мой голос дрожит.
- Уууууууууууууууууууууумная…- шепчет Гудвин, развязно шевеля жабрами.
Мои фразы спотыкаются, кажутся робкими и беззащитными, и я никак не могу возразить ему. Он хватает меня за плечи и кусает в сонную артерию.
- Не целуйся с ней.
- Почему? - неопрятной разнузданностью дохнуло в лицо.
- Не надо.
- Безмозглая дура. - он нудно и бурно смеется.
- Кто-нибудь придет? - спрашиваю тихо, опуская глаза.
- Сегодня нет.
- А когда? - с вспыхнувшей искрой надежды.
- Придут хоронить. Родители. Скоро. - гнусаво отвечает Гудвин и давит сильными руками на ребра, пачкая их следами тело.
- Вон! - истошно ору, погружаясь в липкую тьму.
Кто-нибудь придет……кто-нибудь придет……кто-нибудь придет… Эхом по мыслям, по телу, выворачиваясь ежами. Монета ценностью в Один- День -Того -Самого -Года иссякла, потускнела. Пора спать. Гудвин берет свою Куклу за волосы и бросает на смятую кровать. Кукла оживает, морщится и бежит в туалет.
-=YellowW=-