- Ну расскажи, как ты там без меня? - спрашиваю я в телефонную трубку.
- Хорошо….- тягостно выдыхает трубка, и я чувствую, что Саша смотрит куда-то мимо зеркала.
Я знаю, что когда говоришь по ее телефону, в ее доме, обязательно смотришь на свое отражение. Потому что прямо перед твоим носом- огромное зеркало. Может поэтому сложнее врать, потому что натыкаешься на собственные бегающие зрачки.
Зеркало….
Мне нравилось подходить к Сашке сзади, чувствовать легкость ее птичьих лопаток и молча касаться ртом точеного позвоночного бугорка. У Сашки на шее капля черного шоколада- темная маленькая родинка. Родинки. Ненавижу родинки. Всю свою сознательную жизнь я пыталась свести эти бледноватые пятнышки со своей кожи…. А Сашка… Я ненавидела эту родинку всей своей душой, поэтому всегда закрывала глаза, целуя ее шею и касаясь языком мочки уха. А она думала, что я просто схожу с ума…
- Лесбиянки чертовы…- говорила я , стоя перед зеркалом. Мои руки скользили признаниями по ее телу, язык трепетал по шее, и голос был глубокий и , как мне казалось, эротичный. А казалось мне так, потому, что Сашка густо краснела и показывала мне знаки: разговариваю , мол, по телефону- могут услышать..- Мальчик мой…- говорила мне Сашка.
Я сидела на диване и снимала свой свитер. Потом я протянула его ей. Она очень просила оставить хоть одну вещь. Я знаю, он пах тогда сигаретным дымом, духами и чуть-чуть дождем. Он пах мной. Я молча накинула на белую футболку свою толстовку и вышла на балкон… Сашка осталась в комнате. Она стояла со свитером в руках, чуть уронив плечо на дверной косяк. Она смотрела, как я из мрака комнаты выхожу в ливневую серость балкона. Я плотно закрыла дверь и закурила.
-Мальчик..- плакала Сашка, когда я первый раз уходила от нее. Она бежала за мной следом. Я резко отвечала ей на что-то. Мне хотелось уйти, убежать от этих серых глаз , от этих рук, от татуировок и родинок, от светлых волос.
- Все! - кричала я ей, уже из закрывающихся дверей автобуса. - Судьба будет- увидимся! Сашка что-то кричала мне. Ее губы тихо хлопали, не издавая звука. За закрытыми дверьми мне ничего не было слышно.Кажется, она кричала мне "Прости". Смешная, простить что? Нелюбовь не прощают. Ливневой стеной снова размывало дороги. Я давила в руках сухой кленовый лист. Он пах разрывом. Часто- редко, разбежались- разъехались, облетели осенними листьями. Играли? Не знаю…
- Ты все еще с ним? - спрашиваю я равнодушным тоном. Мне правда все равно.
- Ну….а что мне остается делать, Мальчик ? - оправдывается Сашка.
- Ничего. Я не жду от тебя оправданий. Мне все равно. - отвечаю я. Мне неприятно, что она все еще называет меня мальчиком. Дурацкое прозвище.
- Да?! - шепчет Саша.
Шепчет, потому, что снова болеет жесточайшей ангиной. Хрипит, зажавшись в свитер в своем холодном и пустом доме. Хрипит и ждет от меня нежных слов. А я, спокойная и чуть раздраженная никчемным звонком, хожу по комнате, разглядывая какие-то точки на блокноте. Моя дурацкая привычка что-то писать или черкать в блокноте появилась летом. Тогда, когда появилась Сашка.
- Бедняжка…- думаю я.
Я почти вижу как она сидит в моем белом свитере на краешке большого кресла, поджав под себя ноги, и как нервно стучит ее сердце.
- Я переезжаю в Питер….- говорит мне Саша. Моя бывшая Саша с серыми стеклянными глазами говорит мне уже навязшую на зубах весть.
Мой рот вяжет как от ягод бузины.
- А я в столицу. - отвечаю я, не понимая, зачем затягиваем мы этот дурацкий разговор ни о чем?
- Почему в столицу? - хрипит Сашка.
Ее удивляет эта весть. Меня- нет. Я не хочу об этом говорить. Я же знаю, что в столице у меня есть теплая волна. У меня есть она. Нет, не девушка. Боги ведь не бывают девушками.
- Потому, что там мне будет очень хорошо, Саша. - разжевываю я ей свои мысли до примитивных кашеобразных понятий.
- Почему хорошо? - цепляется Сашка.
- Потому, что я изменилась, Саша. Потому, что я больше не люблю тебя, Саша. Потому, что все кончено и мы больше не увидимся. Я больше не увижу тебя теми моими летними безумными глазами. А другими я тебя видеть не хочу, Саша! - отвечаю я.
Мне так нравится произносить имя "Саша", что я не могу себе отказать в этом остром садистском удовольствии. Я редко называла ее Сашей.
Почти всегда- Медведем, Мишкой. Саша вздрагивает и с визгом бросает трубку, как змею. Я рассеянно держу пикающий мобильный в ладони, потом закрываю руками глаза. Ладони становятся мокрыми.- Нет меня! - ору я через несколько месяцев Наташке, которая так и норовит снова сунуть мне трубку со страшным голосом Саши. С голосом одиночества.
- Ее нет дома. - послушно говорит сестра, разглядывая черные линии в моем блокноте.
Я закуриваю сигарету и ложусь на диван. Тоска, прилетевшая оттуда, все же вцепилась в мои легкие. Все же резанула по лопнувшим нервам. Все же засаднила под теплыми потоками нежности и мечты.
"Сашка, Сашка, Сашка…"- думаю я. Где же ты, девочка- луна с тонким ртом? Где ты, мурлыкающая дачная тишина? Уходи поскорее, знаешь? Это так легко- шаг за шагом … Не жди моей ненависти… Убегай прочь, слышишь?! Я сажусь за стол и нервно вывожу черным грифелем на белом хрустящем от боли листе: I hate former!